Песнь Серебряного моря. Роман-фэнтези - Надежда Черпинская

Но эльфу, кажется, было совсем не до юноши. Свет озарил его, в особенности его ладони, и он зашептал тихо-тихо, но воздух звенел от магии его слов: «Маяна кару, далегас кару, Эктавиан, каринах эла!» Эльф повторял эти слова снова, снова и снова. И когда он отнял руки от молочно-белого плеча королевы, не осталось и следа от раны (сквозной раны, между прочим!). То было обычное эльфийское чудо. Так умела делать и госпожа Мара, но Литей не знал, что искусство исцеления подвластно и другим.

– Дайлиро, миэ белаэ мэйло!15 – тихо сказала королева. – Теперь всё хорошо! И можно даже поболтать по душам…

– Ещё не всё! Придёт Экталана, вылечит тебя окончательно. Я постарался унять боль и заживить саму рану, но душе твоей нужно ещё немало заботы и жизненной силы. Много крови ты потеряла, и путь был долог. Ты слаба, Эрсель! Но Экталана сумеет тебе помочь.

– Где она, кстати? Я жажду увидеть самую красивую девушку Элтлантиса! – добавила Мара.

– Скоро придёт. Она вправду самая красивая, и не только в Элтлантисе… Стоит ли удивляться?! За всю вечность мира не рождалось никого прекраснее её матери, а ведь сияние и блеск Элинэль достались княжне в наследство, – ответил Эктавиан. – Правда, несмотря на красоту, любви она пока не знает, всё больше слёзы да печаль.

– О, дети! Сердца наши всегда полны тревоги о них. Киралейн тоже пока не нашёл себе жену… Я надеюсь, что она будет из Элтлантиса, – Мара Джалина лукаво улыбнулась.

Эльф ответил ей такой же улыбкой:

– На всё воля Небес! Я не хотел бы, чтоб дети наши повторяли наши ошибки. Помнишь, что чуть было не вышло из-за того, что все с детства пророчили Лиадран в невесты Лиарину.

– Мне ли это забыть?! – усмехнулась Мара. – Теперь это кажется забавным, а тогда немало бед принёс нам вздорный нрав и ревность этой горделивой девчонки.

– Мне Лиадран была всё равно что младшая сестра, и я легко прощал её выходки, как прощают баловство ребёнку, но всё же порой и я терял терпение… Однако, забудем прошлое! Я рад видеть тебя, Эрсель, но сдаётся мне, не только по старой дружбе приехала ты сюда, – рассудил эльф. – Что творится в Лейндейле? Экталана пугает своими кровавыми и зловещими пророчествами. На юге и востоке – пожар войны, а на западе и вовсе – тьма. Давно мы потеряли всякую связь с Дикими землями, и напрасно ждём хоть каких-то вестей от западных собратьев. Можно лишь строить догадки о том, что происходит вдали от Элтлантиса. Вчера Экталана сказала, что Малигель ушла… Не знаю, что стало причиной этому.

– Малигель?! Целительница Малигель из общины ласнийских знахарей? – удивилась и встревожилась Мара.

– Ты её знала? – не понял Эктавиан.

– Нет, не довелось! Но ведь однажды она излечила Лиарина. Помнишь?!

– Да, – кивнул эльф, в голосе его тревога мешалась с печалью. – Передай моему брату, его спасительницы больше нет. Что-то происходит, Эрсель, что-то надвигается. Я чувствую это, и от моих предчувствий у меня кровь стынет в жилах. Экталана говорит: время эльфов ушло! Я готов к этому – просто уйти, всем и сразу, потому что уйти всё равно придётся. Что-то страшное близится, Эрсель, что-то страшное и неизбежное… И эта неотвратимость вселяет ещё больший ужас.

– Не стоит об этом сейчас! Я останусь на пару дней, и мы поговорим. Потом поеду в Мангар. … – прервала его речь Мара и добавила поспешно: – Но, где же Экталана?

– Уже на пороге, – молвил эльфийский князь, словно прислушавшись к чему-то.

– Пойду встречу мою милую девочку! – Мара Джалина вскочила и исчезла из зала быстрее ветра, только ослепительно синяя юбка мелькнула, как морская волна.

Литей сразу почувствовал себя неловко. Великий князь сверлил его холодным пристальным взглядом ясных серых глаз и улыбался слегка насмешливо.

– Сколько тебе лет, мальчик? – неожиданно спросил он.

– Двадцать, – ответил Литей, вздрогнув от его голоса, и добавил сконфуженно, ибо ему казалось, что эльф знает о нём всё: – Почти…

– Значит, ты знаешь Мару двадцать лет; ну, помнишь из них лет шестнадцать – семнадцать. Так? – продолжал эльф свои размышления.

– Так, господин, – подтвердил юноша, не понимая, к чему тот клонит.

– Ты любишь свою госпожу? – спросил Эктавиан.

– Конечно! – пылко воскликнул юноша. – Я люблю свою госпожу! Она мне, как родная мать! Я за неё жизнь отдам! Она лучше всех!

– Я знаю, – спокойно улыбнулся эльф. Он смотрел на Литея, как смотрит на нерадивого ученика мудрый и добрый учитель, пытаясь преподать тому жизненно важный урок. И Литею вновь стало совестно за свою глупую ревность и вспышку злости. – Я знаю, что она лучше всех, и не любить её невозможно. Ты знаешь её двадцать лет, я – почти три столетия. Мы вместе сражались на войне и многое пережили. Так скажи мне, чья любовь к ней больше, твоя или моя?

Литей молчал, сгорая от стыда.

– Дурные мысли оскорбляют не столько меня, сколько твою госпожу, – продолжил Эктавиан. – Ведь это недоверие к ней. Я не потерплю такого в своих владениях. Люди из рода Ринай всегда были мне друзьями. Я не хочу, чтоб это изменилось. Я хочу и тебе быть другом, Дарген Литей Ринай.

Эльф замолк. А юноша поднял виноватые синие глаза, и произнёс тихо:

– Я тоже хочу быть Вам другом, Великий князь! Только, сдаётся мне, я пока этого недостоин. Я был неблагодарным гостем. Простите!

Эльф улыбнулся широко и совсем по-доброму:

– Я вижу, что ты настоящий потомок великого рода королей Лейндейла и Остенграда. Только достойный человек может сомневаться в своём достоинстве и величии. Я буду рад стать тебе другом!

Литей смотрел на эльфийского владыку так, словно впервые увидел. Он понял только сейчас всю мудрость, и величие, и благородство Эктавиана из рода героя Лаудуса, и осознал, что отныне и до века будет так же предан ему, как предан своей королеве.

В дверях раздался звонкий смех, Литей обернулся, и сердце его остановилось, начисто забыв о своей прямой обязанности ритмично биться в груди. Исчезло время и пространство, и всё, что осталось, это дивное виденье, сплетённое из серебряных лучей.

«Экталана!» – вспомнил Литей имя этой дивной грёзы. И от этого имени дохнуло морем, и плеском волн, и морским бризом. Она смеялась и что-то говорила Маре, но звуки исчезли для Литея, растворившись в морских глубинах. Он смотрел как во сне на дивное нереальное создание, лёгкое, как облачко, изящное, как цветок водяной лилии, хрупкое, как крылья бабочки.

– Моё почтение, принц Дарген Литей! – прозвенел голос неземного видения.

Литей хотел ответить что-то, чтоб выразить, хотя бы сотую долю переполнивших его сердце чувств! Хотел сказать, что он навеки стал рабом эльфийской княжны и готов служить ей отныне и навсегда! Хотел сказать, что в жизни он не встречал девушки такой красоты, да и не удивительно, потому что таких не бывает! Но эмоции, нахлынув, сдавили горло, и всё, что он смог, это отвесить неуклюжий поклон и рухнуть обратно в кресло.

Сердце, вспомнив о своих обязанностях, решило наверстать упущенное и забилось быстрее обычного раз в пять. Казалось, оно сейчас выскочит из груди. А Экталана улыбнулась ласково, словно солнечный лучик осветил Белый Дворец, и тепло и радостно стало от этой улыбки, нежной, как первая лиловая фиалка на заснеженном пригорке. Потом порхнула, как мотылёк – невесомая, лёгкая, присела рядом с Марой, зазвенел птичьей трелью сладостный голос, произнося дивные и непонятные слова. И Литею сразу захотелось знать этот язык, знать эльфийский в совершенстве, потому что на нём говорила она.

«Не может быть, чтобы она была реальной! – бежали мысли в голове очарованного юноши, сменяя друг друга. – Не бывает такой красоты! Видно, я сплю! О духи, только бы она взглянула на меня вновь, только бы улыбнулась ещё раз так! Какие у неё губы, точно бархатные лепестки розы, а глаза – море, бирюзовое море на закате, холодные, как поздняя осень, тёплые, как июльская трава! Утонуть в них так легко и так прекрасно! А улыбка! Я отдал бы жизнь за её улыбку, одну только улыбку. Улыбнись, принцесса, и я умру от счастья!» – взмолился в душе Литей.

На миг его озарило, что князь Эктавиан всё ещё может услышать его мысли, но сейчас это волновало меньше всего. Литей не боялся показаться смешным, ибо любовь в чужих глазах всегда смешна, но никогда не бывает нелепой. Он завидовал белой завистью Великому князю, ибо тот (счастливец!) каждый миг мог лицезреть явившееся им чудо, чудо по имени Экталана – Серебряное море, эльфийская звезда. Она была, как легенда, как сказка, как дивный лесной дух. И даже сейчас, привыкнув уже к её сиянию и вглядываясь в каждую чёрточку её лица, в скользящие, будто живые складки красивой одежды, Литей не мог оправиться от изумления. Сияющие бирюзой глаза, нежный румянец на прозрачно-фарфоровой коже, пепельные локоны переливались, как тонкие серебряные нити, в свете удивительных прозрачных кристаллов, освещавших зал дворца. И одежда её была словно соткана из света звёзд и морских брызг, так переливалось и горело серебристо-белое платье, расшитое жемчугами и кристаллами драгоценных камней. На тонких запястьях сияли браслеты – переплетение серебряных кружев, хризолита и горного хрусталя.